|

Виденье

Виденье ВИДЕНЬЕ

И снова на улицах наших лукавый
Апрель-цветоносец поет,
И веет зеленой весенней отравой,
Которая слаще, чем мед.

Но в комнате этой и душно и тесно
За крепко закрытым окном,
А то, что скажу я, так было чудесно.
Что мнится не явью, а сном.

Я видела море зеленого цвета,
Корабль над кипучей водой…
У нового берега — пламя рассвета,
Сирен оглушительный вой.

Диковинны люди, неслыханны речи.
Дерзанье не знает конца,
И синие очи, и сильные плечи,
И вольностью дышат сердца.

А друг, недовольный и мрачный, шагает
По комнате мимо меня, —
Мой голос ломается и замирает,
Всю горечь обиды храня.

Напрасно! Отрава горячей струею
Тревожную кровь обожгла,
И вот уж взвились у меня за спиною
Два сильных, два вольных крыла.

• Расплата

Ты что-то очень бледен? Отчего
Ны слышу смеха или шутки милой?
Что? Ты ревнуешь друга своего?
Тебя страшит разлуки час унылый?

Ты у огня погреться был не прочь,
Но разве мук моих ты знал причины,
Как суждено мне было изнемочь,
Смиренно никнуть в песне лебединой.

Теперь ты волен. Возвратись туда,
А этот сон, немой и одинокий,
Забудь и, если можешь, навсегда —
Ему конец я выбрала жестокий.

Ты к ней иди, меня же — прокляни,
Я и любить, как нужно, не умею…
Меня полет снежинок опьянит,
Я новой песней всю печаль рассею.

• Вечная

Бесплотная уже и как бескровна,
Безмолвна, неподвижна, бездыханна.
Так вот она как вытянулась ровно,
Мария это или Анна?
Теперь молитесь, плачьте до денницы,
Не дрогнут больше, не налетят ресницы,
И рот, что крепко сжат, не шевельнется —
Последний стон к покойной не вернется.
И гладкое кольцо как бы готово
Скользнуть на грудь ей с пальца воскового.
Но слышите ль вы голосок ребенка,
Который в колыбельке плачет звонко?..
Где мать? В могилу опустили тело,
Душа усопшей в вечность улетела.
Минуют дни, столетия минуют,
Вновь губы милого восторжествуют
И вновь шепнут «Мария» или «Анна»
В безмольвье полночи благоуханной,
И внучка оживит неотвратимо
Глаза и губы той, что нам незрима.

• Безумие

Могучий вихрь — тревоги грозный знак.
Какие эта ночь таит виденья, —
И тополя зачем взметнулись так!..
О, что за крики, вопли и моленья!
Умолкнет и опять застонет мрак.
Не рвется ль чья-нибудь душа из мира?
Зачем нам лес грозит, как злобный враг,
И Орион сверкает, как секира?

Такая ночь — для заговора, друг,
Страшны пожаров огненные лица,
Самоубийцу манит смертный круг,
О боже мой, на что глядит возница!
Не третий ли уже петух пропел?
Свистя, играет ветер проводами,
Раздался крик, — и конь осатанел,
Как будто кто-то гонится за нами.

Но не принцесса я, ты не король,
Мы не хотим ни скипетра, ни трона,
Не сеем мы страдания и боль,
Мы грамоты не прячем потаенной,
Нам не нужна ничья на свете кровь.
На мир глядим мы влажными очами,
Чтобы поймать хоть тень твою, любовь!
Мы твой мираж хотим увидеть сами.

• Мудрость

Лес как в сказке стоит, но еще золотей и румяней.
Птицы смолкли давно, даже ветер в листах не шумит.
Бодро путь тот бежит, но и он растворится в тумане,
По нему вереница теней одиноко и мрачно скользит.

О, как много напрасной тоски, сколько муки в глазах затаилось,
Сколько в голосе тайных рыданий, сколько молча проглоченных слез.
Здесь души одинокая часто и безнадежном отчаянье билась,
А природы предвечная мудрость отвечает на вечный вопрос:

Вместе с юной весною ликуйте, имеете с летом янтарным горите,
Чтобы осенью, улыбаясь, мир любить, что прекрасен и чист.
И без горечи воспоминаний, и бея страха крылатых наитий
Пусть угаснем мы с солнцем закатным и умрем, как под льдинкою лист.

• Рассвет

Сквозь сумрак узких улиц, сквозь стены и балконы,
Сквозь грустное журчанье и предосенний сон,
Сквозь город мой, в железо и в камни погребенный,
Я чувствую, как ждешь ты, — и счастлив и смущен.

Угадываю взгляд твой, блуждающий во мраке,
И руки, что невольно протягивает друг, —
Теперь я будто вижу, как шаг ты ловишь всякий,
Как вздрагивает сердце в ответ на каждый звук.

Я вздрагиваю тоже, — и тайных нитей сила
Влечет меня, и больше в душе сомнений нет.
Иду — и быть не может, чтоб я себя спросила,
В каком сегодня доме застигнет нас рассвет.

• Ей

Дни месяца июня ожидаю,
Мне радости его и зноя надо,
Пусть очи мне целует, утешая,
И я прощусь с родимою оградой.
И нивы пусть нальются к жатве скорой,
И каждый колосок пусть станет хлебом.
Тогда я клятву прошепчу, — которой
Страннее нет, — и новый жребий грянет.
Ты, мама, радость в жизни не знавала.
Не проклинай дитя свое — родное,
Что твоего ценить не может дара,
Так что от горя твой платок чернеет.
Пусть обожгут меня пески пустыни,
Пусть закалит соленый ветер моря,
Пусть хлеб чужой вкушу одна. Тогда я
Сама познаю в жизни холод горя.

Тогда бы я вернулась… О, тогда бы
Тебя любить я научилась много.
Тебе одной тогда открыть могла бы,
Как жгут меня и жажда и тревога.

• Снег

В памяти навеки сохранится
Блеск зимы той белый и обманный,
Словно белоснежная страница
Сказки ненаписанной и странной. <…>

Улицы, где шли мы неоглядно,
Кружево на ветках ледяное
И тот шаг, который беспощадно
Нас увел от сна и от покоя.

Но когда-нибудь, в крещенский вечер
Оторвутся наши два дыханья
И с собою увлекут далече,
Словно тени, — два воспоминанья. <…>

Город тот найдут они по виду,
Что для них всего милей и краше,
И отслужат в церкви панихиду
По угасшей молодости нашей.

• Ты

Я верила, что исцеленье
Мне подарили дни разлуки,
И бредом показались муки
И все любовные томленья.

И вот я будто бы ужален.
Единой встречей — тихим словом,
И я твоею стала снова,
Уже ничем не опечалена.

Твои пустые увлеченья
С улыбкою перенесу я
И сберегу любовь живую.
Во мне найдешь успокоенье,

И провожу тебя сама я,
Когда ты глянешь на дорогу
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

• Судьба

Сквозь сумрак узких улиц, сквозь стены и балконы,
Сквозь грустное журчанье и предосенний сон,
Сквозь город мой, в железо и в камни погребенный,
Я чувствую, как ждешь ты, — и счастлив и смущен.

Угадываю взгляд твой, блуждающий во мраке,
И руки, что невольно протягивает друг, —
Теперь я будто вижу, как шаг ты ловишь всякий,
Как вздрагивает сердце в ответ на каждый звук.

Я вздрагиваю тоже, — и тайных нитей сила
Влечет меня, и больше в душе сомнений нет.
Иду — и быть не может, чтоб я себя спросила,
В каком сегодня доме застигнет нас рассвет.

• Requiem

Не то мое горе, что я без тебя одинока,
Что жизнь без тебя непосильно тяжелое бремя,
Что сломлена я, и что день мой окончен жестоко,
И нету надежды, что скорбь мою вылечит время.

Не то мое горе. Пускай бы железной рукою
Судьба между нами навеки воздвигла преграду
И я в отдаленье томилась бы черной тоскою —
Я даже измену, забвенье приму как награду.

Лишь только бы знать мне, что ты еще здесь, еще дышишь.
И снова к тебе мои мысли летят, словно птицы.
О, только бы знать мне, что ты еще видишь и слышишь…
В окошке огонь — ты не спишь и листаешь страницы.

• Забытье

Говори, говори, говори —
Опускаю ресницы и внемлю:
Гор дымятся внизу алтари,
Вижу смутные море и землю…

Там закат багровеет, горя,
Здесь пожарища дым и тревога, —
Где нас встретит сегодня заря
И куда эта вьется дорога?

О, туда ль, где мы, полные сил,
Можем, словно два пламени, слиться
И в ночи средь небесных светил
Как двойная звезда засветиться?

— Я конца не предвижу пути,
Позови — я согласна идти.

• Зов

Здесь я замкнута, крепки засовы,
И в окне решетки черной прутья,
Ни запеть не в силах, ни вздохнуть я,
Ни в родной простор умчаться снова.

Как томятся в тесной клетке птицы,
Зов весенний слышу сердцем ясно,
Но огонь мой гаснет здесь напрасно
В душном сумраке глухой темницы.

Так разбей замки — пора настала
Прочь уйти по темным коридорам.
Много раз по солнечным просторам
Я веселой птицей улетала.

Унесет меня поток певучий,
Что из сердца трепетного льется,
Если до тебя он донесется…
— Слышишь из темницы зов мой жгучий?

Переводы А.А.Ахматовой.

Виденье

Елисавета Багряна (болг. Елисавета Багряна, настоящее имя — Елисавета Любомирова Белчева; 29 апреля 1893, София — 23 марта 1991, там же) — болгарская поэтесса, переводчик, автор произведений для детей и юношества. Герой Народной Республики Болгария (1983). Герой Социалистического Труда Народной Республики Болгария. Лауреат Димитровской премии (1950). Goşgular
image_pdfMakalany PDF görnüşde ýükle