Паук
Паук
Лавируя на роликах впотьмах, я понимаю:
вокруг — вибрирующая страна.
Паука паутина немая
отражает равностороннюю дрёму. И Сатана
и кобра были б робеющей парой возле.
Заоконный паук тише, чем телефон мой в Базеле.
Начнём с середины: разлетелась шобла,
а он ещё как-то ползал.
Эхо Москвы и затворник моей головы.
Вечный юбиляр, он секторный зал снял,
чем показал, что идёт на Вы.
Водоворот безнаказанных запятых
и — крюком под дых.
Его отказ совершенству, как лезвием по стеклу.
Пионер, отведи окуляры!
Паук не напрашивался к столу.
Перепуган, как если бы к горлу
поднесли циркулярку…
Он прибег к прозрачности, кошмары воспроизведя.
Ловит сон.
Паутинка сработает погодя.
Тень от графина ребристого на скатерти с мухами —
снова — он, меняющий муз на мух.
Обеспеченный слухами
сухопарый дух,
он заперся между строк,
паук.
Начнём с середины. С самостоятельной тишины.
Паук изнутри сграбастан нервной системой.
Шаровая молния и разрывы воли его сведены
в вечный стоп, содрогающий стены
панцыря инсекта.
Поцарапанный ноль, мой паук, ваш — некто.
Поцарапанный ноль — иллюминатор падающего боинга,
когда человеки грызли стёкла и не достигали.
Решётчатый бег однобокий, дающий Бога, —
ты. Ах, время, как цепочка на шее балаболки,
переминается, предаваясь (чему?)… Совпали
силы твоих расторопных касаний.
Паук, спи, Везувий.
Начнём с середины. Ты дорос до ядра Селены,
плетя небытия алгебраические корзины,
«любовь моя, цвет зелёный».
Царь середины,
замотавший муху в тусклую слюну,
возвращая изваяние — сну.
Паук мой, пастух смертей.
Слюнтяй, разбросанный по вселенной.
Тебе — вертеть
самоё себя, набычась обыкновенной
злобой и решительностью, мой бывший друг,
натасканный на вдруг.
• ЛИМАН
По колено в грязи мы веками бредём без оглядки,
и сосёт эта хлябь, и живут её мёртвые хватки.
Здесь черты не провесть, и потешны мешочные гонки,
словно трубы Господни, размножены жижей воронки.
Как и прежде, мой ангел, интимен твой сумрачный шелест,
как и прежде, я буду носить тебе шкуры и вереск,
только всё это блажь, и накручено долгим лиманом,
по утрам — золотым, по ночам — как свирель, деревянным.
Пышут бархатным током стрекозы и хрупкие прутья,
на земле и на небе — не путь, а одно перепутье,
в этой дохлой воде, что колышется, словно носилки,
не найти ни креста, ни моста, ни звезды, ни развилки.
Только камень, похожий на тучку, и оба похожи
на любую из точек вселенной, известной до дрожи,
только вывих тяжёлой, как спущенный мяч, панорамы,
только яма в земле или просто — отсутствие ямы.
• ЧЕРНАЯ СВИНКА
1.
Яйцо на дне белоснежной посудины как бы ждёт поворота.
Тишина наполняет разбег этих бедных оттенков.
Я напрягаю всю свою незаметность будущего охотника:
на чёрную свинку идёт охота.
Чёрная свинка — умалишенка.
Острая морда типичного чёрного зонтика.
2.
Утренний свет отжимается от половиц крестиками пылинок.
Завтрак закончен, и я запираюсь на ключ в облаке напряжённой свободы.
Цель соблазнительна так, будто я оседлал воздушную яму.
Как взгляд следящего за рулеткой, быстрое рыльце у чёрных свинок.
Богини пещер и погашенных фар — той же породы.
Тихо она семенит, словно капелька крови, чернея, ползёт по блестящему хрому.
3.
Чёрная свинка — пуп слепоты в воздухе хвастовства, расшитом павлинами.
Луну в квадратуре с Ураном она презирает, зато
запросто ходит с Солнцем в одном тригоне.
Пропускай её всюду — она хочет ловиться!
Вы должны оказаться к друг другу спинами.
Во время такой погони время может остановиться.
4.
Я её ставил бы выше днепровских круч.
Я бы её выгуливал только в красных гвоздиках.
Её полюбил бы чуткий Эмиль Золя.
Цирцея моей одиссеи, чур меня, чур!
Её приветствуют армии стран полудиких,
где я живу без календаря. Goşgular
