«Не знаю, право, где я видел…»
«Не знаю, право, где я видел…»
Не знаю, право, где я видел
Этот печальный взгляд очей –
Глубокий, вдумчивый, прекрасный,
Как даль безбрежная морей.
Не знаю, право, где я видел
Эту улыбку на устах –
Как будто бледный луч заката
На солнцем выжженных горах.
Лица ее совсем не помню,
А все улыбка, грустный взгляд
Меня повсюду провожают,
За мной внимательно следят.
И кто она – не знаю тоже,
Но если только встречусь с ней,
Я средь толпы ее узнаю
По взгляду вдумчивых очей.
30 января 1894 г., Феодосия.
• Фантазия
Утомленный жизненной борьбою,
Потерявший веру в идеал,
Без любви, без счастья, без надежды,
Ничего я в жизни не искал.
Жизнь катилася, пуста, однообразна,
Сер и вял вставал пройденный мною путь,
На душе и в сердце было пусто
И хотелось только лечь и отдохнуть.
И печальный, грустный, тихо я влачился,
Без борьбы смиряясь пред своей судьбой,
Но как Божий вестник, ты ко мне явилась,
Встала укоризной ты передо мной.
И в груди разбитой вновь воскресли силы,
Вспомнились надежды, первая любовь,
Верой в идеалы, верой новой светлой
Взволновалась вспыхнувшая кровь.
И я вновь пошел дорогою своею,
Полный новой силы, с гордой головой,
С новою надеждой, с новою любовью,
Не склоняясь больше робко пред судьбой.
30 января 1894 г., Феодосия.
• Магия
1.
На отмели незнаемого моря
Синбад-скиталец подобрал бутылку,
Заклепанную
Соломоновой печатью,
И, вскрыв ее, внезапно впал во власть
В ней замкнутого яростного Джина.
Освободить и разнуздать не трудно
Неведомые дремлющие воли:
Трудней заставить их себе повиноваться.
2.
Когда непробужденный человек
Еще сосал от сна благой природы
И радужные грезы застилали
Видения дневного мира, пахарь
Зажмуривал глаза, чтоб не увидеть
Перебегающего поле фавна,
А на дорогах легче было встретить
Бога, чем человека,
И пастух,
Прислушиваясь к шумам, различал
В дыханьи ветра чей-то вещий голос,
Когда, разъятые
Потом сознаньем, силы
Ему являлись в подлинных обличьях
И он вступал в борьбу и в договоры
С живыми волями, что раздували
Его очаг, вращали колесо,
Целили плоть, указывали воду, –
Тогда он знал, как можно приневолить
Себе служить Ундин и Саламандр,
И сам в себе старался одолеть
Их слабости и страсти.
3.
Но потом,
Когда от довременных снов
Очнулся он к скупому дню, ослеп
От солнечного света и утратил
Дар ясновиденья
И начал, как дитя,
Ощупывать и взвешивать природу,
Когда пред ним стихии разложились
На вес и на число, – он позабыл,
Что в обезвоженной природе живы
Все те же силы, что овладевают
И волей и страстями человека.
4.
А между тем в преображенном мире
Они живут.
И жадные Кобальты
Сплавляют сталь и охраняют руды.
Гнев Саламандр пылает в жарких топках,
В живом луче танцующие Эльфы
Скользят по проводкам
И мчатся в звонких токах;
Бесы пустынь, самумов, ураганов
Ликуют в вихрях взрывов,
Дремлют в минах
И сотрясают моторы машин;
Ундины рек и Никсы водопадов
Работают в турбинах и котлах.
5.
Но человек не различает лики,
Когда-то столь знакомые, и мыслит
Себя единственным владыкою стихий:
Не видя, что на рынках и базарах,
За призрачностью биржевой игры,
Меж духами стихий и человеком
Не угасает тот же древний спор;
Что человек, освобождая силы
Извечных равновесий вещества,
Сам делается в их руках игрушкой.
6.
Поэтому за каждым новым
Разоблачением природы ждут
Тысячелетья рабства и насилий,
И жизнь нас учит, как слепых щенят,
И тычет носом долго и упорно
В кровавую расползшуюся жижу,
Покамест ненависть врага к врагу
Не сменится взаимным уваженьем,
Равным силе,
Когда-то сдвинутой с устоев человеком.
Каждой ступени в области познанья
Ответствует такая же ступень
Самоотказа:
Воля вещества
Должна уравновеситься любовью.
И магия:
Искусство подчинять
Духовной воле косную природу.
7.
Но люди неразумны. Потому
Законы жизни вписаны не в книгах,
А выкованы в дулах и клинках,
В орудьях истребленья и машинах.
30 января 1923 г., Коктебель. Goşgular
